Магия отступника - Страница 77

— А обувь для меня есть? — с беспокойством спросил он.

— Она тебе не понадобится до самого снега. — Оликея отмахнулась от его тревог. — Ну? — обернулась она ко мне. — Одевайся, чтобы мы могли идти торговать. Только нищие приходят на рынок голыми, как будто на дворе лето. Великий должен носить меха и бусы. Но ты, по крайней мере, не будешь выглядеть побирушкой.

Мальчик-солдат развернул свое одеяние. Оно было сделано из шерсти или чего-то похожего, с чередующимися синими, коричневыми и красными полосками. Покрой оказался самым простым: расправленное, оно выглядело прямоугольным куском материи с дырой для головы и еще парой дырок для рук.

— Надевай, надевай! — поторапливала меня Оликея, а потом нетерпеливо помогла мне натянуть этот балахон через голову.

Он оказался просторным и доходил мне до самых пяток, оставляя руки обнаженными. Я и не осознавал, насколько прохладным выдался день, пока не оделся.

— Из-за полосок ты кажешься толще, — одобрительно заметила Оликея, — и видишь, какое оно свободное — достаточно места для того, чтобы снова набрать вес. А когда оно натянется на животе, ты будешь выглядеть просто великолепно. Но даже сейчас ты похож на значительного человека.

Ликари снова скрылся в шалаше, но тут же вынырнул из него с двумя широкополыми шляпами, сплетенными из полосок коры, и большим горшком чего-то маслянистого и темно-красного. Это была не еда. На глазах у мальчика-солдата Ликари запустил в горшок два пальца, зачерпнул немного содержимого и деловито размазал по одной из рук. Мазь ложилась толстым красно-коричневым слоем, словно краска.

— Это не даст солнцу меня обжечь, — с облегчением объявил малыш.

— Не забудьте намазать верхнюю часть стоп, — предупредила нас Оликея.

Мальчик-солдат собирался сам нанести мазь себе на кожу, но Оликея нетерпеливым жестом велела ему сесть. Она сняла перчатки, подвернула кружевные манжеты и начала уверенно раскрашивать мое тело. Она не только накладывала мазь, как Ликари, но еще и ловко и осторожно рисовала на ее толстом слое звезды и спирали. Когда она закончила, узоры украшали мои руки от плеч до запястий.

— Вот так, — проговорила она, явно удовлетворенная своей работой. — Теперь тебя можно показывать. Я рассказывала о тебе, как ты и просил. Обещала скоро привести тебя на рынок, так что тебя будут ждать. Жаль только, что у тебя нет ничего на обмен. Ты будешь выглядеть на ярмарке немногим лучше нищего.

— Но он богат! — возразил Ликари. — Он принес богатство, достойное трех кланов, завернутым в одеяло. Бусы, украшения и узоры, каких я раньше не видел!

— Что? Дай-ка посмотреть! — В глазах Оликеи удивление боролось с алчностью.

Мальчик-солдат не намеревался показывать свои сокровища, пока не прибудет на ярмарку, собираясь ошеломить окружающих там. Когда он медленно развернул одеяло, в глаза ударил ослепительный блеск сокровищ и Оликея едва не потеряла сознание от восторга.

— Где ты это взял? — требовательно спросила она.

— У своей наставницы. Лисана учила меня там, в другом месте. И назначила своим наследником. Это ее сокровища, по праву перешедшие мне.

— Клад Лисаны! — воскликнула Оликея. — Я слышала рассказы о нем. Кое-кто утверждал, что у нее вовсе ничего не было, другие — что она нашла способ забрать его собой в посмертие. Большинство считает, что он был украден из ее дома кем-то бесчестным и что вор унес сокровище с собой в могилу, утонув, когда пытался переплыть реку, чтобы отделаться от несчастий, которые приносят такие вещи.

— Я же говорил тебе, что это к несчастью! — возбужденно завопил Ликари.

— Не в том случае, если оно действительно принадлежит ему. О, эта вещь, она бесценна. Ты не должен ее обменивать, другой такой у тебя никогда не будет. И это — нет, это не для торговли, я его надену и все позавидуют тому, что я твоя кормилица. А эти — о, какая кость! Их ты должен надеть сам!

Неожиданно мальчик-солдат ощутил укол странного чувства. Зависть тени Лисаны? Гнев из-за того, что Оликея будет похваляться украшениями, которых уже никогда не наденет Лисана? Он задумался и не возразил, когда Оликея подняла его руку и надела на запястье тяжелые браслеты из золота, кости, серебра и покрытого письменами рога. Их вес ощущался странно: ни один гернийский мужчина не украсил бы себя подобным образом.

Однако Оликея еще не закончила. Ее возмутило то, что столько ожерелий рассыпалось на бусины.

— Мы не должны это даже показывать. У нас попытаются выменивать по одной бусине или по паре, отдавая взамен сущие безделицы. Нет, их мы сохраним до следующего раза, когда получим за них столько, сколько они в действительности стоят. Зимой я смогу нанизать их заново.

Когда Оликея добралась до амулета плодородия, она вскрикнула и прикоснулась к костяному младенцу кончиком пальца, словно ожидала, что он в любой миг может пошевелиться. Она довольно долго молчала, а потом глубоко, с дрожью вздохнула.

— Это настоящая легенда. С его помощью мы сделаем тебя великим из могущественнейших великих.

Ее голос дрогнул, и лицо побледнело вокруг пятен. Она сняла с шеи шарф, бережно, словно пеленая, завернула в него фигурку и отложила в сторону. Затем она взглянула на мальчика-солдата, одарила его ослепительной улыбкой и вернулась к разбору наследства Лисаны.

Оликея склонилась над одеялом с сокровищами, словно жадная сорока, раздумывающая, какую из блестящих вещей схватить. Мальчика-солдата возмущало ее корыстное отношение, хотя он стиснул зубы и позволил ей продолжать. Даже сохрани он эти вещи, это все равно не вернет Лисану и не спасет ее дерево. Если он должен расстаться с сокровищем, чтобы обрести власть над народом, значит, так он и поступит.