Магия отступника - Страница 64


К оглавлению

64

Первый замеченный им заяц сбежал, потому что он не додумался заранее запасти камней на снаряды. Он нашел ручей и снова залез в мои воспоминания, чтобы набрать камней подходящего размера и веса. Меня это возмутило. У него были собственные секреты, которые он от меня оберегал. Почему я должен делиться с ним умениями, над совершенствованием которых я так усердно трудился? Я закрыл от него свое сознание.

Он ненадолго задержался у ручья, чтобы напиться и сделать несколько пробных бросков из пращи. Поначалу у него получалось не слишком хорошо. Он выбрал мишенью ствол дерева. Первый камень ушел далеко в сторону, второй едва задел кору, а третий и вовсе не вылетел из пращи, а упал у его ног. Я чувствовал его разочарование и терзающий его голод. Он нуждался в моих знаниях.

Я уступил, рассудив, что, если он не поест, страдать будет мое тело. Когда он снова потянулся к моим воспоминаниям, я сам предложил ему то, что ему требовалось знать, — не только как встать и когда выпустить камень, но и само «чувство» пращи. Следующие два снаряда ударили в ствол с громким, приятным моему слуху стуком. Он ухмыльнулся, пополнил запас камней и двинулся дальше с неожиданно хищнической повадкой.

Следующего зайца он убил с одного броска и с удовлетворением подобрал с земли обмякшую тушку. Зверек оказался крупным и разжиревшим к зиме. Довольный, он направился обратно к дому. Сегодня у них на ужин будет свежее мясо. Одним зайцем ему не насытиться, он, казалось, мог бы съесть еще четырех таких же. Но он достаточно приглушит голод, чтобы уснуть. Завтра он пошлет за едой еще и мальчика. Завтра, пообещал он своему бурчащему желудку, будет день изобилия. А на сегодня придется удовольствоваться одним жирным зайцем. Он ускорил шаг в сгущающемся сумраке.

Он учуял запах дыма еще из-за деревьев, а вскоре увидел в окне мерцающий свет. Зима с ее короткими днями и долгими ночами надвигалась все ближе. С внезапным уколом страха он вспомнил, как плохо готов к холодам, но тут же стиснул зубы. У него есть еще четыре дня. Четыре дня, чтобы подкормиться и найти товары на обмен. Ему нужна зимняя одежда и возможность постоянно получать еду от преданного клана. Но ничего из этого он не добьется, если покажется на ярмарке как костлявый попрошайка.

— Могущество легче дается тому, кто выглядит могущественным, — произнес он вслух.

Я ужаснулся. Еще одно наставление моего отца. Неужели вся его суровая мудрость, которую он передавал мне в надежде сделать из меня хорошего офицера, будет обращена против Гернии и моего короля? Предателем, горько подумал я. Отступником.

Неожиданно я обрадовался тому, что умер для своего мира. Мне от всей души хотелось, чтобы и Эпини не знала, что я все еще жив, чтобы никто не знал. С внезапной тошнотворной уверенностью я осознал, что все мои знания будут употреблены против моего собственного народа. Как бы трусливо это ни прозвучало, я не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что именно я за это в ответе. Если бы мое сердце мне принадлежало, оно, должно быть, тоскливо сжалось бы. Но мне, увы, приходилось покорно сносить удовлетворение мальчика-солдата, шагавшего к дому Лисаны.

Откуда-то появился стервятник, видимо привлеченный запахом убитого зайца, с громким карканьем уселся на коньке крыши и уставился вниз яркими жадными глазками.

Ликари сидел, сжавшись в комочек, перед хижиной, у маленького костерка, который он затеплил чуть раньше. Он выглядел несчастным и одиноким, а заслышав шаги мальчика-солдата, испуганно вскинул широко распахнутые глаза.

— Что ты делаешь тут, снаружи? — строго спросил мальчик-солдат.

— Жду тебя, — поежившись, выдавил Ликари.

— Значит, дело не в боязни несчастий? Не в том, что ты сомневаешься в моих словах?

Малыш уставился на свои босые ноги. Пожалел ли его мальчик-солдат? Следующий его вопрос прозвучал мягче.

— Ты сделал все, что я просил? Принес воду и дрова? Очистил очаг от мха и земли?

— Да, великий, я сделал все, как ты велел.

— Ладно. Нам повезло. Охота была удачной, и у нас на ужин будет славный жирный заяц. Ты умеешь свежевать и разделывать зайца?

— Я видел, как это делала Фирада, — замешкавшись, ответил Ликари. — Я мог бы попытаться.

— Может, в другой раз. Сегодня я покажу тебе, как это делается.

Про себя он подумал, что не хочет потерять часть мяса из-за неловкости малыша.

— У нас нет горшка, чтобы его приготовить.

— Ты прав. Возможно. Идем-ка в дом. Посмотрим, не найдется ли там чего.

Из воспоминаний Лисаны он знал, что у нее был любимый горшок из обожженной глины, покрытый изнутри белой глазурью и украшенный снаружи черными лягушками на темно-синем фоне. И как раз подходящего размера. Мальчик-солдат подошел к месту, где она хранила его, и под смятым ковром толстого мха его пальцы нашарили лишь черепки. Он вытащил один и протер. На нем все еще была видна половина скачущей лягушки. Поблизости лежал позеленевший серп из жестоко изъеденной временем меди — все, что осталось от некогда великолепного горшка.

Это его необъяснимо огорчило. Чего он ожидал? Сколько поколений назад Лисана жила здесь? С его стороны было неразумно рассчитывать, что ее вещи сохранились. Меня удивило, что ее хижина вообще устояла. Почему же его так разочаровало то, что глиняный горшок не дожил до наших дней?

Когда он вместе с мальчиком устроился на корточках снаружи и они принялись разделывать зайца, я понял. Он хранил память Лисаны, и печаль из-за разбитой посудины принадлежала не только ему, но и ей тоже. Она очень любила и берегла этот горшок, и почему-то для нее было важно, что он все еще существует. Словно, постепенно осознал я, сохранность ее вещей означала продление ее жизни.

64