Магия отступника - Страница 222

222

Я сполз с него и поднялся на ноги, меня трясло. Из-под головы Тайера медленно сочилась кровь. Он мертв? Я его убил? Мне было все равно. Торопливо опустившись на одно колено, я обшарил его карманы. Тяжелая связка ключей оказалась именно там, где я ожидал их найти. Я забрал их.

Мне хотелось бежать, но я понимал, что этого делать нельзя. Я встал, выровнял дыхание, пригладил волосы, поднял с пола и надел шляпу. Затем направился к письменному столу. Я собрал в стопку все любовные письма, отправленные мной Карсине, два послания моей сестры, бумаги, которые заполнял, вступая в полк, и короткую злую записку от моего отца. Читать ее я не стал. Заглянул в ящик стола, где он хранил их. Оттуда шел сильный медицинский запах. Бумаг в ящике больше не было, только две пустые бутылки, одна наполовину полная, и большая липкая ложка. Тоник Геттиса. Я отнес письма к камину и отправил в огонь одно за другим, а затем поворошил кочергой, убеждаясь, что все они хорошо горят. Затем я аккуратно вернул кочергу на подставку.

Я взглянул на капитана. Он не шевелился, но грудь его слегка вздымалась и опускалась. Значит, еще жив. Я поднял свою бесполезную саблю, задвинул до упора в ножны и заткнул за пояс, понадеявшись, что в глаза это не бросается. Бесшумно подошел к двери и отодвинул засов. Затем вернулся к Тайеру. Его веки закрылись. Я глубоко вздохнул и рухнул рядом с ним на колени.

— О нет! Что с вами? Капитан Тайер, что случилось, что с вами?! — Я повысил голос почти до крика. — Сержант! Сержант, идите сюда скорее! Стряслось что-то ужасное!

Никто не пришел. Я вскочил на ноги, подошел к двери и настежь распахнул ее. Сержант как раз входил с улицы и виновато посмотрел на меня. От него пахло крепким дешевым табаком.

— Он сказал, что чувствует себя нехорошо, — забормотал я, размахивая руками. — Как-то так вздрогнул и зашевелил губами. А потом рухнул на пол и забился в судорогах! Сержант, я все звал вас и звал! У капитана какой-то припадок! Он упал и ударился головой. И ничего мне не сказал!

— Я приведу врача, — крикнул я, когда сержант метнулся мимо меня к упавшему командиру. — Не оставляйте его одного! Он может задохнуться. Как пройти к лазарету?

— По улице направо! И поспешите! — откликнулся сержант через плечо.

Я выбежал из здания, захлопнув за собой дверь, и свернул налево, к тюрьме. Снаружи почти совсем стемнело. Из некоторых окон сочился свет, у входа в казармы уже зажгли фонари. Стараясь двигаться бесшумно, я пересек островок света, гадая, прозвучала ли эта выдуманная на ходу история глупо или все же выиграет мне немного времени. Сержант пока останется с капитаном, полагая, что помощь скоро прибудет. Когда никто так и не явится, он рано или поздно выйдет на улицу и начнет звать на помощь — или сам побежит за врачом. В столь позднее время того почти наверняка придется вытаскивать из постели. Пройдет немало времени, прежде чем кто-то задастся вопросом, куда подевался поздний посетитель капитана.

Я добежал до тюрьмы и остановился перевести дыхание. Мое воображение населяло каждую тень на тускло освещенной улице притаившимися фигурами. Вздор. Надо сосредоточиться на существующих опасностях. Их будет две. Внезапность сыграет мне на руку. Я стоял в темноте, успокаивая дыхание и пытаясь изобрести правдоподобное объяснение тому, почему я оказался здесь с ключами. В голову ничего не приходило, и время утекало понапрасну.

Я бесшумно спустился по каменным ступенькам. Эта дверь должна вести к подвальным камерам. Дрожащими руками я нащупал скважину. Ключей было четыре. Третий по счету провернулся в замке с резким щелчком. Я замер, прислушиваясь. Ничего. Нет. Голос, приглушенный расстоянием или стенами, внутри здания. Мужской голос. Я приоткрыл дверь и скользнул внутрь, притворив ее за собой. Оказался я в вымощенном камнем коридоре, который до сих пор помнил слишком хорошо. На крюке горел одинокий фонарь, тускло освещающий помещение. Двери камер выходили в коридор в шахматном порядке. В каждой было прорезано небольшое зарешеченное окошко на уровне глаз и щель для подноса с едой внизу. Я прошел мимо своей бывшей камеры, даже не заглянув в нее. Эмзил там нет. По словам Спинка, ее посадили в «карцер», без окошка.

Я миновал шесть камер и остановился у двери в другом конце коридора. Она тоже оказалась заперта. Мне повезло — первый же ключ подошел к замку. Я повернул его и прижался ухом к двери. Мужской голос сделался громче, он монотонно что-то бубнил. Окошка в двери не было. Из-под нее лужицей сочился свет. Я вздохнул, обнажил саблю и распахнул дверь.

Еще один коридор, на этот раз освещенный целым рядом фонарей на стенных крюках.

Дверь в конце коридора была приоткрыта. Именно оттуда доносился мужской голос. Я на миг прислушался. Может быть, он поет? Нет, просто что-то повторяет снова и снова. Крадучись, я подошел поближе. К середине коридора мне удалось разобрать слова.

Это оказалась та же ночная молитва, какой учила меня мать. Мужчина твердил ее снова и снова жутковатым задыхающимся голосом, выдающим безмерный ужас. Мои волосы встали дыбом. Быстро и бесшумно, как степной кот, я пересек коридор и выглянул в приоткрытую дверь.

Еще несколько мгновений я осознавал, что происходит внутри. Это оказалась маленькая комнатка для охраны со столом и парой стульев, за которыми виднелась запертая дверь. Один из стражников сидел за столом, уронив голову на грудь. Второй напряженно замер на стуле. Именно он снова и снова повторял короткую безнадежную молитву. Все поверхности в помещении — стены, пол, столешницу и самих охранников опутывала сеть бледных корней. Нетронутыми остались лишь железные петли и скобы дверей. На моих глазах эта паутина взбиралась по обмякшему стражнику, словно окутывая его белым кружевным саваном. Корни впивались в него, сминая одежду и плоть, — так плющ опутывает каменную стену. Со всей определенностью он уже погиб.

222