— Не знаю. Ты действительно думаешь, что Тайер повесит женщину? И неужели остальные офицеры не помешают ему?
Прежде чем он успел ответить, вернулся Кеси с полным ведром ледяной воды. Спинк вдосталь напился и поблагодарил его. И тут из дома вышла Эпини. Когда она увидела нас со Спинком, сидящих рядом, лицо ее просияло. Пока она шла к нам со спящим ребенком на руках, жестами показывая, чтобы мы не шумели, она казалась мне красивее, чем когда-либо прежде. Она оставалась исхудавшей, волосы растрепались после поездки, платье давно вышло из моды и изрядно запылилось. Но лицо светилось любовью и удовлетворением, и мое сердце сжалось от того, что принесенная Спинком новость наверняка отравит ее радость.
Она прошла лишь пару шагов, прежде чем по выражению лица мужа догадалась о неприятностях. Улыбка ее померкла, и она поспешила к нему.
— В чем дело? Дети в порядке?
— Кеси, мне придется одолжить у тебя ту рубашку, если ты не против, — попросил я.
Думаю, он не меньше моего рад был уйти, пока Спинк рассказывает Эпини о случившейся беде.
Когда я вышел из дома в не сходящейся на шее рубашке и слишком коротких брюках, по лицу Эпини струились слезы. Она прижалась к мужу и молча, без всхлипов плакала. Спинк держал на руках дочь и поглаживал жену по плечу. Я сложил свою старую одежду и неописуемую саблю в двуколку и повернулся к Кеси.
— Я должен вернуться в город вместе с ними. Кеси, мне никогда не отплатить тебе за то, что ты сегодня сделал для меня. Но это не помешает мне пытаться.
— Ох, да ничего особенного я не сделал, Невар. Лишь то, что любой сделал бы для своего товарища-солдата. — Он склонил голову набок. — Ты попытаешься оправдаться? Я был бы рад. Ты смог бы вернуться сюда и забрать обратно прежний дом и прежнюю работу, ты с ней справлялся куда лучше. Я изрядно соскучился по казарменной жизни, веришь ли?
— О, я верю. — Я пожал ему руку, а затем похлопал по плечу. — Не знаю, что я собираюсь делать, Кеси. Но все равно спасибо.
— Ну, чем бы ты ни решил заняться, сообщи мне, ладно? Человеку стоит знать, где его друзья.
— Конечно. Человеку стоит знать, где его друзья.
— И еще, Невар. Я слышал рассказ лейтенанта, и мне очень жаль, что ш… эта женщина попала в беду. Надеюсь, ты со всем этим разберешься. Прости, что я звал ее так раньше. Я не знал.
Я кивнул, так и не придумав, что на это ответить, попрощался с ним и забрался в двуколку. Спинк привязал к ней свою лошадь и сел на козлы. Эпини устроилась рядом с мужем, поставив корзинку с ребенком между ними. Сам я свернул свою изорванную одежду подушкой и поехал сзади, сидя на ней. Дорога в Геттис оказалась долгой и неудобной. Двуколку со скрипом потряхивало, пыль от лошадиных копыт вскоре покрыла нас с ног до головы, а при разговоре нам приходилось повышать голос. Тем не менее они оба потребовали, чтобы я рассказал им обо всем, что происходило со мной с той ночи, когда я покинул Геттис.
История вышла долгой, а местами — горькой и постыдной, но я решил, что хотя бы эти двое заслуживают того, чтобы знать всю правду. Как ни странно, Эпини почти всю дорогу молчала и перебивала меня, лишь когда я рассказывал о странствиях по ее снам. Той ночью, когда я пытался предупредить ее о набеге спеков, она была одурманена опием. По ее словам, только благодаря Спинку ей удалось избавиться от пагубного пристрастия.
— Кое-кто в городе оказался не столь удачлив. Спеки перестали подавлять нас магией, но во многих домах по-прежнему принимают тоник Геттиса. От него непросто отказаться, но так грустно смотреть на ребятишек, вяло сидящих на крылечках домов вместо того, чтобы играть в саду.
Спинк надолго умолк после того, как я рассказал о том, что видел той ночью. Я не утаил ничего: от перерезанной глотки часового и до безучастного наблюдения за бойней у казарм. Когда я упомянул о встрече с самим Спинком и его людьми, он лишь мрачно кивнул. Я боялся, ему трудно понять, что все это я творил не по своей воле, но я не мог его винить. Я сам не мог себя простить: стоило ли рассчитывать, что это удастся ему?
И все же они завороженно слушали, пока я рассказывал о последовавших днях, о смерти Дэйси и скорби Оликеи, а когда я перешел к решимости мальчика-солдата сделать все возможное, чтобы вернуть Ликари. Спинк и Эпини разом кивнули, словно другого выхода и быть не могло.
— Должно быть, тебе было трудно покинуть этого маленького мальчика, когда ты вернулся к нам, — печально заметила Эпини.
— И да, и нет. У меня не оставалось иного выбора, кроме как уйти.
И прежде чем она успела опутать меня десятками вопросов, я перешел к окончанию своей истории. Когда я говорил о том, как прощался с ней и Спинком, Эпини кивнула.
— Я помню, но не как слова прощания, — подтвердила она. — Это было похоже на захлопнувшуюся дверь. Или, скорее, окно. Помнишь, я тебе говорила — давно, еще в Старом Таресе? С тех пор как медиум во время сеанса открыла меня тому миру, я не могла полностью от него закрыться. — Она искоса глянула на Спинка. — А теперь могу. Не могу объяснить тебе, какое это облегчение, Спинк. Никто больше не шепчет у меня за спиной, когда я замешиваю тесто, никто не дергает меня, когда я укачиваю Солину.
Спинк выпустил из одной руки поводья и коснулся ладони жены.
— Впервые я ощутил, что она хоть иногда всецело остается со мной. Конечно, когда не возится с Солиной или другими детьми.
— Но я испугалась. Пока окно оставалось открытым, ты казался ближе, Невар. Не настолько, чтобы я могла тебя коснуться, но я знала, что ты где-то есть. А когда оно закрылось, я испугалась, что ты умер.