Магия отступника - Страница 172


К оглавлению

172

— Я как-нибудь сам разберусь с собственным сопротивлением твоей магии, — холодно ответил мальчик-солдат. — Давай приступим к необходимым приготовлениям, в чем бы они ни заключались.

— Моей магии? — едва ли не снисходительно переспросил Кинроув. — Уже то, что ты называешь ее моей магией, а не просто магией, предвещает твое сопротивление. Что ж, хорошо. Тут я тебе ничем помочь не могу. Быть может, к тому времени, как ты будешь готов отдаться танцу, ты прислушаешься к моему совету.

Кинроув отвернулся и подозвал сразу троих кормильцев. Когда его рука описала в воздухе сложный тройной жест, мальчик-солдат вновь на миг увидел, как великий натягивает тончайшие нити магии, словно кукловод-волшебник. Кормильцы подошли к нему и встали, ожидая распоряжений.

— Нам понадобится много еды, какой мы ежедневно кормим танцоров. Но ее нужно сделать сильнее. Она должна быть более сладкой и содержать вдвое больше коры халлеры. Накопайте корней дикой малины, самые свежие и мягкие истолките и добавьте туда же. Приготовьте побольше жареного мяса и воды, подкисленной листьями атры. Позднее понадобятся и другие блюда, но пока этого достаточно. И еще одно поручение. Возьмите медвежий жир, сало оленихи, листья мяты и красники и ивовые вершки. Приготовьте для мальчика-солдата растирание и очень горячую ванну. Нужно расслабить его суставы и мышцы. Подготовьте защитные обмотки для его ступней и голеней и широкое полотно, чтобы поддержать живот. Все это должно быть готово к вечеру. Идите и принимайтесь за дело. И пришлите кормильца, чтобы он помог ему наполнить желудок всем, чего он пожелает.

Распоряжения насчет пищи не внушали подозрений, но упоминания о ванне и обмотках звучали зловеще.

— Не делай этого, — шепнул я мальчику-солдату. — Остановись сейчас. Возьми Оликею и Ликари и уходи. Ты не можешь доверять Кинроуву. Никто из нас не представляет, что станет с нами, если он попробует нас объединить. Уходи, пока не поздно.

— Лисана сказала, что выбора у нас нет, — вслух ответил мне он. — В ее мудрость я верю. Я последую ее совету. Я вверяю себя в твои руки. — Казалось, последнюю фразу он выговорил не без труда. Мальчик-солдат перевел взгляд на Оликею и откашлялся. — Я привык к заботам собственной кормилицы. Могу ли я попросить, чтобы Оликее помогли ухаживать за нашим сыном, пока она поддерживает меня в приготовлениях?

При звуке своего имени она подняла голову. Ее взгляд метнулся с крепко спящего сына к мальчику-солдату и обратно. Она явно разрывалась на части, но, когда заговорила, в голосе ее не слышалось колебаний.

— Тебе не нужно об этом просить, Невар. Никто не вправе разлучить великого с избранным им кормильцем. И никто не может помешать кормильцам служить своему великому.

Она наклонилась вперед и встала. Безвольное тело Ликари по-прежнему лежало на ее руках. Пока Оликея шла ко мне, ноги мальчика, длиннее и тоньше, чем я их помнил, покачивались, а голова запрокинулась назад. Подойдя ко мне, она не опустила Ликари на пол, а передала в мои руки. Мальчик-солдат бережно принял ребенка и прижал его к груди.

— Ликари был кормильцем Невара, когда твой танец отнял его у нас, — громко объявила Оликея. — Если он по-прежнему остался собой, то, проснувшись, он снова захочет служить своему великому. И я никому не позволю отнять у него эту честь.

ГЛАВА 26
ТАНЕЦ

Одна из старших кормилиц Кинроува уступила нам свою палатку. На новом месте оказалось непросто освоиться. Здесь пахло чужим домом, и мальчик-солдат явно чувствовал себя неловко. В отличие от Оликеи. Она вошла и жестом указала мужчине, несшему Ликари, положить ребенка на кровать. Оликея тепло укрыла сына, поскольку к вечеру холодало, а затем велела подручному отодвинуть в сторону хозяйскую мебель, высвобождая место для большого кресла, доставленного из шатра Кинроува. Пока кресло не внесли в палатку, она даже казалась просторной.

Кинроув без возражений уступил негодованию Оликеи. Он приставил одну из своих кормилиц заботиться о нас, сообщив, что он сам тоже должен подготовиться к будущей магии. Присланная женщина нашла для нас палатку и получила от Кинроува распоряжения о том, что нужно делать со мной. Мне удалось подслушать достаточно, чтобы забеспокоиться. Однако, казалось, мальчик-солдат вовсе не разделял моей тревоги. Он поудобнее устроился в кресле и принялся смотреть на Ликари. Малыш все еще спал. Его щеки слегка порозовели, но он так ни разу и не просыпался на время, достаточное, чтобы с ним поговорить. Мальчик-солдат явственно тревожился за рассудок ребенка.

— Он так исхудал, — обеспокоенно заметила Оликея, устроившись рядом с сыном на постели и поглаживая его по спине через одеяло. — Я могу нащупать каждый его позвонок. И посмотри на его волосы, как они огрубели и иссохли. Словно мех больного зверя.

— Теперь ему будет становиться только лучше, — пообещал ей мальчик-солдат.

Уж не знаю, верил ли он сам собственным словам. На некоторое время между ними повисло молчание.

— Ты отдал все сокровища Лисаны, чтобы попасть сюда и вернуть Ликари.

— Я не считаю это неудачной сделкой, — спокойно ответил мальчик-солдат.

— Ты называл его «нашим сыном», когда упоминал о нем.

— Верно. Я хочу, чтобы его знали как сына Оликеи и мальчика-солдата.

Последовало долгое молчание. Я бы многое отдал, чтобы узнать, о чем думала Оликея. Но либо мальчик-солдат был уверен, что знает, либо его это не занимало.

— Что Кинроув собирается сделать с тобой? — наконец спросила она. — Почему ты у него этого просил?

172