— Для спека нет загробной жизни без дерева?
Мальчик-солдат нетерпеливо затряс головой, как если бы мог таким образом выбросить из головы меня вместе с моими дурацкими вопросами.
— Есть, — бросил он на ходу, спускаясь по тропинке к ручью. — Но не такая, какую мы могли бы провести вместе, живи мы оба в деревьях.
Ему казалось странным разгуливать при свете дня и в полном одиночестве. Народ ушел, и неумолчный шум живущего леса хлынул обратно и занял свое место.
Я ухватил его мысль без дальнейших пояснений.
— Твой дух останется, но лишится плотских ощущений. И Лисана окажется где-то еще. А ты хочешь жить дальше рядом с ней, в иллюзии телесного существования.
— Я бы не стал называть это иллюзией. И разве не это на моем месте выбрал бы ты сам? Жизнь в дереве вместе с любимым человеком и всей полнотой чувств?
— Вполне возможно.
На миг я задумался, гадая, была бы Эмзил все еще готова разделить со мной хотя бы обычную жизнь. Бесплодные размышления. Я не мог ей предложить и этого.
— Но я чувствую, что и это еще не все. Что еще сказала тебе Лисана?
— То, что нам обоим известно уже давно. Оставаясь разделенными, как сейчас, мы совершенно бесполезны. Магия не действует или, в лучшем случае, преуспевает лишь отчасти. Когда Лисана разделила нас, чтобы я мог остаться с ней и выучиться, ей и в голову не приходило, что мы так и останемся расщепленными.
— Нет. Как мне помнится, она рассчитывала, что я умру от чумы.
— Я должен был получить тело, а ты — стать частью меня, — поправил мальчик-солдат.
— Не вижу разницы. Разве мы теперь в ином положении?
— Да. Ты противостоишь мне. Как я боролся с тобой, когда ты добивался полной власти над ситуацией. — На миг он сделался для меня невидимым, погрузившись в собственные мысли. Потом нехотя добавил: — Предполагалось, что мы объединимся. Я бы поглотил тебя, твои знания, черты характера, понимание твоего народа. Мы стали бы единой личностью, слившись полностью. И магия получила бы доступ к нам обоим и сумела бы достигнуть своих целей.
— Но вместо этого я убил тебя.
— Ты так полагал. А я не позволял тебе себя поглотить точно так же, как сейчас ты сопротивляешься мне. Но пока мы не станем единым целым, магия не сможет действовать. А нынешние полумеры еще более пагубны, чем полное бездействие. Лисана в этом убеждена.
— Она это знает?
Мне казалось, что между знанием и уверенностью есть определенная разница.
— Она знает, — подтвердил он, но после долгой заминки.
Я сомневался, что древесная женщина совершенно в этом уверена. Мы перешли ручей. Он вновь уселся на тот же камень, на котором так много времени провел прошлой ночью. Удобнее он с тех пор не стал. Слабый весенний свет просачивался сквозь кроны. Он прикрыл глаза и повернул лицо к солнцу, наслаждаясь теплом.
— Это лишь твои догадки, — обвинил его я.
— Да, — тяжело вздохнул он, — мои. И что с того? Ничто другое не сработало. Думаю, мы оба вынуждены смириться и принять это.
— И что ты предлагаешь?
— Я предлагаю, чтобы мы оба убрали все стены. Стали едины. Полностью.
Даже от столь слабого солнечного света его лицо защипало. С кряхтением и вздохами он встал и отошел под укрытие деревьев. Здесь было прохладнее, но зато на его кожу больше не падали прямые солнечные лучи. Он нашел замшелое бревно и уселся на него.
Я вдруг догадался, что так подавляет его.
— Лисана хочет, чтобы мы объединились.
— Да. — Он скрипнул зубами и добавил: — Она отослала меня прочь. Велела не возвращаться к ней, пока мы не станем едины. Она… она сурово выбранила меня за то, что я до сих пор не сделал тебя своей частью.
— Значит, я должен убрать стены и позволить тебе поглотить себя. И тогда ты сумеешь в полной мере использовать магию, убивая или прогоняя мой народ, чтобы твой мог жить в мире. Чтобы ты мог быть с Лисаной.
— Да, — выдавил он. — Стань частью меня. Пусть магия воспользуется нами, как и подразумевалось. Прими то, чем мы являемся, — человека обеих культур. Ни одна из сторон не осталась незапятнанной, Невар.
Я ничем не мог на это возразить.
— Ни один из нас не остался незапятнанным, — добавил он, пока я молчал. — Во имя собственных народов мы совершали страшные несправедливости.
И это тоже было правдой. Я сидел в прохладе весеннего дня и размышлял над его предложением.
— Но откуда нам знать, кто из нас сохранит самосознание? — напрямик спросил я.
В глубине души я сомневался, что мальчик-солдат вообще предложил бы слияние, не будь он уверен, что этим кем-то окажется именно он.
— А откуда нам знать, что это будет лишь один из нас? Возможно, вместе мы станем кем-то другим. Личностью, которой прежде не существовало. Или тем, в кого вырос бы тот мальчик, которым мы были прежде.
Он лениво оторвал от гниющего бревна слой мха. Во все стороны прыснули мелкие жучки, тут же скрывшиеся в изъеденной древесине.
— Я мог бы сделаться человеком, которым мне суждено было стать, пока меня не разделили, — задумчиво проговорил я.
Сыном-солдатом моего отца. Ко мне вернулась бы беспощадность, украденная у меня мальчиком-солдатом, способность укрепиться сердцем, чтобы совершать ужасные вещи, которых требует война.
— Разве я не мог бы сказать ровно то же самое? — рассмеялся он вслух. — Разве я не ощущал ту же разъединенность, когда ты отделился от меня и вернулся в дом нашего отца, а затем отбыл учиться? Или ты думаешь, что я не испытывал подобного? У меня было детство, меня вырастили гернийцем, сыном нового аристократа. Я помню ласковые слова нашей матери. Я помню музыку и поэзию, хорошие манеры и танцы. Когда-то я был мягче. А потом встреча с Девара все изменила. Древесный страж взял меня под опеку. И я видел, как кто-то другой ушел с моим телом. Но я никогда не переставал быть «собой» для себя. Я не стал кем-то другим. Ты явно уверен, что по праву владеешь этим телом, Невар, что один ты можешь определять, какие поступки я совершу в этом мире. Как ты не можешь понять, что я чувствую в точности то же самое?