Магия отступника - Страница 122

122

— Нет! — взревел я, злясь не столько на него, сколько на себя.

Он легко смирил мой гнев, а затем принялся яростно спорить со мной, пытаясь заглушить мои мысли собственной логикой отчаяния.

— Совсем не тревожишься о людях, приютивших тебя, когда твой собственный народ пытался тебя убить и тебе пришлось бежать? Почему ты считаешь, что все еще хоть чем-то обязан гернийцам? Разве ты не боишься того, что непременно случится с деревом Лисаны? Ты же понимаешь, почему нужно защитить деревья предков. Ты даже ходил к полковнику Гарену и убеждал его остановить строительство. Или ты забыл его высокомерие и пренебрежение твоими словами? Я понимаю, как тебе трудно, Невар. В каком-то смысле и мне тоже непросто. Но ты не можешь снова стать гернийцем. Даже если бы я уступил тебе тело и ты вернулся в Геттис, тебя бы просто убили. Почему бы не отказаться от глупой верности людям, отвергшим тебя. Давай жить там, где нас любят. Но для этого мы должны защитить тех, кто принял нас и заботится о нас. Народ должен подняться против захватчиков и прогнать их прочь. Другого выхода нет. Многие погибнут, но пусть лучше наше противостояние наконец разрешится, хотя бы такой ценой, чем смерти и сражения будут длиться поколениями. Мне не по душе то, что мы должны сделать, но другого пути к миру нет. Знаю, ты хочешь, чтобы жертв было как можно меньше. Мой способ обеспечит это ради нас обоих. Так что ты должен мне помочь.

— Нет.

Мой отказ прозвучал устало и безнадежно. Я мог отказать ему в помощи, но не помешать ему.

— Ты нужен мне, Невар. Ты необходим народу. Ты знаешь, что мы сражаемся за правое дело. Подумай об Оликее, лишившейся сначала матери, а теперь и сына. И это сделали захватчики. Можем ли мы допустить, чтобы это повторялось снова и снова, поколение за поколением? Мы должны прекратить это.

— Это сделал Кинроув.

— А Кинроува создали захватчики. Если бы не их вторжение, он бы не потребовался магии. Изначально виной всему захватчики. Есть лишь один способ положить этому конец. Мы пытались изгнать их танцем. Они не ушли. Значит, их придется убивать.

— Эпини, — спокойно напомнил я. — Спинк. Сем. Кара. Малютка Диа. Эбрукс. Кеси. Тайбер. — Я вложил в свой шепот чувства, превращая его в мольбу. — Эмзил. Что насчет Эмзил? Я отношусь к ней так же, как ты к Лисане. Ты способен закрыть глаза на мою любовь к ней? Несмотря ни на что, она сказала, что любит меня. Желаешь ли ты смерти Эмзил и ее детям?

— Оликея! — парировал он, — Ликари. — Уравновесив жизни на весах, словно Орандула, он продолжил: — Мы оба любим Лисану. И она любит нас. Если не остановить захватчиков, мы потеряем ее навсегда и само «навсегда» потеряем тоже.

Я понял, что он имел в виду, говоря о потере «навсегда». Если строительство не прекратится, долина деревьев предков будет уничтожена. И ему не найдется дерева, когда умрет тело, а значит, не будет и второй жизни с Лисаной.

— Цена слишком высока, — возразил я.

— Верно, — согласился он. — Неважно, которая сторона ее заплатит — она слишком высока. Но с судьбой не поторгуешься. Только смерти смогут купить мир. Взвесь все, Невар. Недолгая резня, за которой последуют века мира, или долгие годы постепенного умирания вплоть до полного исчезновения народа и мудрости предков. Неужели тебе трудно выбрать? Наше нападение будет подобно хирургической операции, отсечению больной плоти, чтобы здоровая часть организма могла жить дальше. Вот что мы должны сделать.

И он отвернулся от меня. Он не столько затыкал мне рот, сколько не позволял себе слушать. Говорить дальше не имело смысла. Так что я молча наблюдал за его занятиями в тот день. Мой отец мог бы им гордиться. Он действовал разумно и без сожалений. И позволял себе выказывать лишь те чувства, которые могли быть полезны его делу.

Он воспользовался моими предложениями. Я видел, как он приводит свой замысел в исполнение. В тот же день он уже совещался с Семпайли, обращаясь к нему как к заместителю, а не кормильцу. Поначалу того смутили такие перемены, но не успели они обсудить войска, как он уже осмеливался высказывать свое мнение и давать советы. Он куда лучше знал воинов и еще до заката тихо предложил помочь с разделением их на тех, кто искренне стремится уничтожить захватчиков, и тех, кто просто надеется на славу и, возможно, добычу. Мальчик-солдат согласился, а затем поручил Семпайли отобрать дюжину человек для его личной охраны, основываясь исключительно на их умении обращаться с оружием, а не на клановой принадлежности. Также он прислушался к предложению, что разумнее будет обращаться с солдатами как с охотничьими отрядами, а не строевыми войсками. Я изрядно в этом сомневался, поскольку такой подход приведет к появлению множества лидеров вместо командной цепочки, но мальчик-солдат не стал советоваться со мной, а я больше не желал делиться с ним размышлениями. Может, он и предатель, но я не собирался таковым становиться.

Когда он хотел получить от меня какие-то сведения, я отказывал ему, хотя смысла в этом не было. Мне никак не удавалось удерживать воздвигнутые против него стены. Он не мог поглотить меня, но вторгался в мою память, когда хотел, за сведениями, знаниями или военной тактикой. Мне, в свою очередь, удалось кое-что узнать о его силах. Они не особенно впечатляли, но я знал, что их нельзя сбрасывать со счетов. Они будут сражаться не так, как гернийцы или жители равнин. Со временем предложения Семпайли начали приносить плоды. Утомительно было выслушивать отчеты многочисленных командиров, но мальчик-солдат терпеливо это сносил. Он начал устраивать между ними небольшие состязания, чтобы развивать выносливость, хитрость или меткость.

122